— Любимая, страна нуждается в чуткой руководящей руке! И мой долг как Повелителя ей в этом не отказывать! — ретировался, устроив там непроходимые баррикады.
Я понимающе покивала и, выждав целую вечность (минут пять), отправилась по его стопам. Дверь оказалась заперта. Постучала. С той стороны меня вежливо спросили:
— Кто там?
Признаваться мне было лень, я в это время чавкала сочным персиком. Постучала еще раз. Ногой.
— Никого нет! — прозвучал наивный ответ.
Ха! Проявив ангельское терпение, я испытала судьбу в третий раз и постучала в дверь нарукавником от рыцарского доспеха. Недолго. Раз десять.
— Все заняты! — поменяли внутри показания.
Но их это не спасло! Потому что, закончив с фруктом, я вспомнила о… фаерболах. Недолго думая повесила в воздухе один и, проявив бездну несвойственного мне милосердия, предупредила смертников:
— Выходим по одному, или взорву эту хрень к кузькиной матери! А ей это не понравится. По себе сужу — матери погромов не любят.
Угроза прошла через дверь, усиленная рупором, наспех смастряченным из слегка погнутого нарукавника, и дошла до места назначения. Оформившись в мужских умах (я не сомневалась в наличии там многих перебежчиков), побродила немного, побаловалась цветным граффити, красочно нарисовав картину разрухи, и легкомысленно свалила.
— Какая стервь испоганила мою любимую салфетку? — меланхолично вопросила Повелительница, окидывая ищущим взором окрестности и не решаясь вытереться о чистую занавесь.
Спрашивается, кто виноват? Мужчины! Кто сейчас будет страдать долго и мучительно?
Как говорится: была бы водочка, а повод мы найдем! В смысле главное — найти подопытны… подопечных, а в чем их обвинить — беременная женщина найдет всегда!
— Ну, горемычные, стройтесь по росту и сушите сухари. — Прикрикнула, нагнетая угрозу: — Айлонор, я про тебя в первую очередь!
В ответ — тишина. «Обком закрыт, все ушли на фронт».
Терпение меня не покидало, зато покинул нарукавник. Он чуть-чуть не попал в цель. Я не расстроилась. Рядом со мной был практически целый рыцарский доспех, а я с детства обожала играть в конструктор.
В процессе разборки и последующего тюнинга новейшей модели я придала изделию местных оружейников весьма кокетливый и оригинальный вид. Для начала покрасила доспехи в нежно-розовый цвет. Потом притушила розовое сияние обильными белыми кружевами, обшитыми мелкими жемчужинами. Поверху наклеила блесток, полирнула изделие стразиками… Блеск! Борис Моисеев и Сергей Пенкин умрут от зависти! (Зато в следующий раз мужички будут услужливо прибегать до того, как я стану ломиться в дверь! Или я им сабли с алебардами тоже протюнингую. Тем же манером.)
Погремев для острастки железяками и впечатлив окопавшихся кабинетчиков, я приготовилась терпеливо ждать.
Билась об окно занудно жужжащая муха, из-за угла в пятый раз выглядывал и сразу прятался вихрастый перепуганный оруженосец Повелителя, который не успел укрыться со старшими товарищами в «священной обители». Тягучее время словно замедлило свой бег, вяло наблюдая за мушиными крыльями.
Но тут неожиданно вмешалась сама природа. Меня согнуло болезненной судорогой начинающихся родовых схваток.
— Да-а-ар! А-а-а!! — заорала я, хватаясь за стену. — Если ты сейчас же не выйдешь!.. — (Пошла вторая волна.) — А-а-а-а-а! Станешь поддверным папой!
За дверью раздался характерный звук падающего тела. Какие слабонервные мужики вокруг!.. Пришлось прибавить громкости и подпустить ультразвука:
— Рожаю! Здесь! Сейчас! У-у-убью!
Это я, кажется, зря последнюю фразу сказала. Там кто-то еще упал.
— Слушайте, у меня времени мало! — завопила в перерывах между схватками. — Если вы по очереди будете укладываться отдыхать, то завтра я вас всех насильно заставлю нянчить моего младенца!
В это время меня накрыло по-настоящему. Больно было жутко.
— А-а-а-а! — зашлась я в крике. — Дар, ты сволочь!!! Разведу-у-усь!
На «сволочь» и «разведусь» мой муж почему-то откликнулся сразу и выпал наружу. Узрев меня согнутую, бледную и орущую от боли, позеленел и…
— Стоять! — Взяла бразды правления в свои руки.
Он замер, не зная, как лучше действовать дальше. Такой потерянный… загнанный… несчастный… М-дя, рожают женщины, а мучаются бедненькие мужчины!
— Тащи сюда сокамерников, — велела я, держась из последних сил. — Отведите меня в комнату, позовите Машу и врача. Повтори!
— Позвать тебя, притащить врача, отвести Машу, — пересохшими губами прошептал супруг, ничего не соображая.
— Почти правильно, — одобрила я. — Действуй!
И все же он начал отдавать необходимые распоряжения под мои практически непрерывные вопли, проклятия и матюки. Самым приличным было:
— А-А-А-А-А! Да чтобы я!.. Еще раз!!! Да никогда в жизни!!! А-А-А-А-А!!!
Меня бережно перенесли в комнату, уложили на кровать, и вокруг засуетились врач, Маша и кто-то еще. Сквозь пелену боли мне уже плохо соображалось. Боль приходила и уходила, а ребенок никак не мог выйти наружу. Вокруг меня суетились повитухи. Дар порывался куда-то бежать и был остановлен грозным рыком:
— Не подходи ко мне! Куда ты пошел? Стоять на месте! А-А-А-А-А!!! Только двинься — убью!!! А-А-А-А-А!!! — Я еще далеко не все ему рассказала. У меня был огромный словарный запас! Который я и продемонстрировала во всей красе и широте нецензурного лексикона.
— За тобой записывать нужно, — пытался шутить муж, держа меня за руку.
— Какого черта? — выдавила я, отключаясь мозгами от режущей внизу боли.